Есть в моем фотоархиве одна незамысловатая фотография. В ней и сюжета-то нет: с высокой точки запечетлена пустынная городская дорога с перспективной сухих пойменных полей сибирской степной реки.

Раньше, каждый раз перебирая архив, я порывался выбросить ее, но что-то неумолимо останавливало руку, и фотография снова погружалась в бумаги. И вот, когда их архива почти ничего не осталось, а только то, что конкретно очерчивает вехи собственной судьбы, эта картинка более всех неустанно призывает к воспоминаниям и осознанию той точки отчета, от которой фактически и началась моя фотографическая жизнь: это была самая первая моя фотография, сделанная с балкона родительской квартиры старым дедушкой-фотоаппаратом Зенитом-С.

Был последний день перед первым школьным днем в моей жизни, когда меня вывели на балкон, дали в руки чудо-машину со стеклянным зрачком и сказали: щелкай! И в этом щелчке остались мгновения той далекой жизни: случайный троллейбус с пассажирами (у каждого своя судьба – где они?), степная пустыня, давно теперь застроенная многоэтажками, свежий утренний ветер и веселое пока еще летнее солнце.

А потом уже (позже!) были бачки в темных матерчатых рукавах (сначала их заменяло старое верблюжье одеяло), бессонные ночи над ванночками реактивов, проводимые почти в обнимку из-за тесноты с чудным портативным увеличителем с красным фонарем на выдвижной рамке, распаленные листы глянцевателя, сухой хруст резака и зачитанный до дыр Микулин.

Все венчалась радостью от удачных снимков, среди которых, конечно же, не было этого; он появился позднее, спустя почти четверть века, незаметно поселяясь среди фоторутины. И вот, когда последняя рассосалась по альбомам, этот снимок остался один на один со своим создателем, вызывая в нем все больше и больше трепета, дрожжи в руках и воспоминаний обо всем, что давно уже поросло былью.

Шел 1971 год.